И.С.Манюхин. Происхождение саамов. П-ск, 2002.

Около середины I тыс. до н. э. наблюдается продвижение авангарда поволжской культуры на Север - в Белозерье, Каргополье и юго-восточную Карелию, что привело к началу интеграции аборигенного дофинского и пришлого финского населения. В археологии эта ситуация отразилась в появлении позднекаргопольской культуры, самой южной из родственных культур эпохи железа на Севере Европы. Далее распространение поволжского потока привело к образованию в Северной и Восточной Фенноскандии древнесаамских культур лууконсаари и кьельмо.

Распространение потока поволжской культуры нашло отражение и в топонимии Севера. Археологической миграции соответствует выделяемый И. И. Муллонен на территории между озерами Ладожским, Онежским и Белым юго-восточный топонимический поток, включающий в себя различные этапы формирования и распада прибалтийско-финско-саамской общности. Установлено, что он предшествует на этой территории вепсскому топонимическому потоку (Муллонен, 1994, с. 187-196).

Время вепсского топонимического потока, связанного с плотным освоением вепсами Межозерья, по археологическим данным, уверенно соотносится с эпохой раннего средневековья (Голубева, 1973; Голубева, Кочкуркина, 1991; Макаров, 1990). Предшествующий вепсскому саамский топонимический пласт и его формирование должны относиться главным образом к предшествующей средневековью эпохе железа, т. е. времени существования на этой территории позднекаргопольской культуры. Сохранение в Межозерье большого количества субстратной саамской и прибалтийско-финской топонимии свидетельствует об определенной плавности и равномерности в заселении этого края, когда носители субстратных языков непосредственно контактировали с новым населением и в ходе этого взаимодействия передавали ему названия окружающей местности, включая наименования не только особо заметных явлений, таких как крупные водные системы, но и названия мелких ручьев, урочищ, мысов, т. е. до уровня микротопонимии. Такая степень усвоения предшествующей топонимии могла возникнуть только в результате продолжительных мирных и глубоких контактов местного и нового населения. В этом смысле Русский Север представляет собой благодатное поле деятельности для топонимических изысканй по сравнению с зоной южных лесов, лесостепей и степей, где смены населения были более частыми и носили порой импульсивный характер, как, например, при вторжении кочевников.

Связь позднекаргопольских памятников с саамской топонимией устанавливается не только путем сопоставления археологической и лингвистической стратиграфии, но и путем сопоставления географии и топографии памятников и топонимов. Южная часть позднекаргопольской культуры совпадает с компактной группой гидронимов типа Егинжа, Добинжа, Илинжа, Лобинжа, Селинжезеро, Оренжа, Линжозеро и другие на границе Онежского и Белозерского бассейнов, в которых сохранился прасаамский суффикс nza, что вместе с другими данными позволяет говорить о наличии на этой территории уже собственно саамской, самой южной и, вероятно, самой древней топонимии и саамского языка. И. И. Муллонен предполагает, что саамский язык, который закрепился в Межозерье, был ближе к прибалтийско-финским языкам, чем современные саамские диалекты. Вероятно также, что он был ближе и к волжским языкам, особенно марийскому. Совпадают и общая география саамской топонимии и позднекаргопольских памятников. И топонимы, и поселения концентрируются в котловинах значительных озер - Андозеро, Белое, Водлозеро, Воже и Лача, в местах, удобных для промысловой деятельности. Не вызывает сомнений, что они оставлены населением с присваивающим типом хозяйства. Поэтому их топография, а также культурные остатки и сам характер топонимии, пафос ее основной номинации, отражающей мировоззрение охотников и рыболовов, отличаются от топографии вепсских памятников, культурных остатков и топонимии, оставленных определенно аграрным населением. Именно этим обстоятельством можно объяснить уменьшение саамской топонимии к западу от оз. Белое. Здесь сокращается количество озер, а сама местность более располагает к ведению сельского хозяйства.

Можно найти примеры точного совпадения саамских названий и позднекаргопольских памятников. Крупное поселение находится на оз. Челма у пролива, соединяющего этот малый водоем с оз. Лекшмозеро, на мысе Лапиннаволок на оз. Колонжезеро близ оз. Водлозеро. Укажем, что позднекаргопольская культура находится на юге огромного треугольника, заключенного между оз. Белое, верховьями р. Пинега и устьем р. Онега на Русском Севере, где, по данным А. К. Матвеева (1979, с. 5—15), саамская топонимия господствует и намного обильнее прибалтйско-финской. Здесь широко представлены гидронимы с типично саамскими названиями, такими как «нюхч» - лебедь, «чухч» - глухарь, «челм» - пролив, «шунд» - талый. И еще одно обстоятельство убеждает в саамской принадлежности указанной культуры. Языковедами установлено, что после распада прибалтийско-финской общности саамы находились в тесном взаимодействии с предками современных вепсов и карел-людиков. Об этом свидетельствуют слова, заимствованные вепсами у саамов, определенные параллели в области фонетики и морфологии между двумя языками. Саамский и вепсский языки имеют общий суффикс skuedde с начинательным значением (Керт, 1971, с. 14; Зайцева, 1988, с. 22-23). Отмечаются также близкие параллели в фольклоре и музыке двух народов (Кершнер, 1962; Пименов, 1965). Такие общие черты могли возникнуть только на территории Межозерья, где происходило становление саамов и вепсско-карельского населения. Иной территории для подобных контактов попросту нет. Итак, есть основания связывать возникновение и распространение саамской топонимии с возникновением и развитием позднекаргопольской культуры. Я придаю этому факту большое значение, поскольку, определив лингвистическую принадлежность носителей археологической культуры, мы встаем на путь реального сопоставления археологических и языковых источников, т. е. получаем возможность заниматься собственно этногенезом.